Смотрит слегка недоверчиво, до последнего ожидая справедливого упрека, а то и полноценного разноса: знает, что сам бы сделал именно так, окажись — Эдгар надеется, что этого никогда не произойдет, и все же, — на его месте. Не стесняясь выражать беспокойство на повышенных тонах, почти удивляется, когда Иэн ограничивается лишь парой нейтральных комментариев. Ни слова о том, как ему вообще хватило мозгов подарить девице приглашение в свой дом
(вспоминает, что совсем недавно такое же было у ведьмы, и морщится — идиот, конченный идиот)
ни намека на то, что он, черт возьми, вполне мог выжить, если бы вовремя вспомнил о любимом — единственном — артефакте-защитнике. Как будто это не Эдгар сунул, фактически, голову в петлю из беспечности, помноженной на совершенно наивную веру в собственную интуицию. Решил, что видит Соль насквозь, а расплачиваться заставил других. Рискнул, в том числе, и головой Брекенриджа — и, тем не менее, тот молчит.

При попытке представить, как сильно он задолжал, воображение Эдгара выводит синий экран смерти и отказывается работать в принципе. На фоновое чувство похожего толка по отношению к Эрин он при этом не растрачивается; если считать чисто математически, то воскресила она его всего единожды, а убила до этого раз двадцать. Даже с пятидесятипроцентной скидкой на сны как место действия — у него имеется внушительный кредит и никакого желания этот кредит использовать.

— Что ты... Иэн? — пугается, словно ребенок, впервые надевший очки виртуальной реальности прямиком посреди прохождения resident evil. Несколько секунд перед глазами все плывет: Эдгар не просто видит какой-то хренов лес, он его ощущает — всей своей шкурой, — и готов поклясться, что раньше Брекенридж так не делал.
(черт возьми, он бы запомнил)

— Господи, предупреждать же надо, — давит желание вцепиться ему в запястья, а лучше — в плечи, чтобы как следует встряхнуть. Часто дышит, свыкаясь с чужой магией, и против воли думает, что Иэн только что сполна расплатился за тот раз с пленительностью. Повторять опыт не хочется от слова совсем: мерзопакостное ощущение кого-то постороннего в собственной голове вымораживает так, что Эдгар еще полминуты восстанавливает дыхание. Прижав пальцы к шее, убеждается, что пульс скакнул куда-то всяко выше ста тридцати. Вздрагивает всем телом, вновь встретившись с Иэном взглядом; недобро щурится — только, блядь, попробуй так еще раз, — но больше не возмущается.
В конце концов, местность он и впрямь узнает.

— Нужно поменять точку прибытия на парк Касл Рок, который на юго-западе от Сан-Хосе, — говорит уже водителю, который поглядывает на обоих с ощутимым подозрением. Везти двоих странных пассажиров в лесопарк за пятьдесят миль от города ему явно не хочется. С другой стороны, двести пятьдесят баксов за одну поездку на дороге тоже не валяются: здоровые опасения проигрывают не менее здоровой жадности, Эдгар понимает это еще до того, как автомобиль плавно тормозит перед ближайшим удобным поворотом.

Весь следующий час он молчит, запрокинув голову и прикрыв глаза. Времени вполне хватает, чтобы трижды воскресить в памяти события последних нескольких дней, включая чертов благотворительный вечер коллегии. Эдгар цепляется за любые нестыковки в поведении Соль: за ее совершенно ненормальное спокойствие, за каждую произнесенную фразу, да и вообще все, что она когда-либо говорила и делала. Выстраивает теории, одну за другой, и почти все в итоге отбрасывает, сочтя слишком сложными. Бритва Оккама: нечего плодить сущности без необходимости, тем более теперь, когда перед носом маячит реальная возможность узнать все лично.
Понять бы еще, что она забыла в Касл Роке — помучившись над разгадкой, он и это решает оставить на потом. Найдут да спросят. Обо всем спросят, чтоб ее.

Неспешная прогулка занимает еще порядка двадцати минут. Эдгар, за десять лет изучивший как наиболее людные места Сан-Франциско, так и окрестности, где можно сколько угодно пробыть в одиночестве, уверенно направляется вглубь полудикого парка. Подальше от облюбованных туристами троп, мимо поросших мхом деревьев и рельефных серых валунов. Пару раз останавливается в задумчивости, но маршрут не меняет; в конечном счете позволяет вести Иэну, который теперь должен чувствовать местонахождение Соль намного лучше.
(давит ассоциации с поисковой собакой, глядя, как тот нерешительно замирает и резко сворачивает влево)

— Ты уверен? Что-то непохоже, — озабоченности в его тоне больше, чем скепсиса, но и того хватает. Место выглядит живописным и почти что диким, и все-таки кое-что Эдгара смущает. Например, тот факт, что рядом нет ни одного иного. Даже с поправкой на невысокий уровень Соль, будь она поблизости, они бы обязательно это заметили — так какого черта?
Иэн пожимает плечами; выглядит таким же обескураженным, как он сам.

— У тебя раньше такое было? Ну знаешь, иногда у мужчин случается... годы берут свое, — безыскусно язвит, пытаясь за подколкой скрыть растущую неуверенность, и слоняется туда-сюда; разглядывает то кроны деревьев, то листья под ногами. Целый ворох листьев, больше похожий на кучу, которую кто-то целенаправленно сгреб.

Дурацкое подозрение заставляет подойти ближе и осторожно разворошить ее носком кроссовка. Когда под ногу попадает что-то твердое — вполне похожее на обломок ветки или выступающий из земли древесный корень, — он рефлекторно касается пистолета и, только вытащив kimber, решается медленно опуститься на одно колено.
— Иэн, — зовет надтреснутым, сдавленным голосом.
— Иэн, это она, — раскидывает листья, открывая грязные, спутанные светлые волосы. Только теперь начинает слышать исходящий от тела запах; разглядывает кожу, украшенную личинками и пятнами, и обезображенное смертью, но вполне узнаваемое лицо.
Резко вдыхает, подняв к носу ворот футболки. Эдгара тошнит не от вида трупа десяти(?)дневной давности: увиденное просто никак не желает укладываться в сознании.

— Какого... какого... — он отходит в сторону; зажмурившись, опирается ладонью на ближайшее дерево. Прислоняется к шершавой коре лбом и беззвучно шепчет что-то крайне нецензурное.
— Если она здесь... все это время... то... — каждая следующая пауза длиннее предыдущей. Эдгар набирает воздух полной грудью и медленно выдыхает через нос. Оборачивается к Брекенриджу — тот выглядит немногим лучше, но все-таки лучше (и уж точно лучше, чем Соль), — и почти минуту молчит: пользуется паузой, чтобы успокоиться и начать думать.

— Кажется, мы вполне можем сойтись на том, что вчера ко мне приходила не Соледад, — произносит неторопливо и ровно, словно сводку погоды озвучивает.
(над касл роком собираются охуительно огромные тучи)
— А раз так, то вариант у нас только один, верно? — уставившись на — или даже сквозь — Иэна, говорит Эдгар.
Пистолет удобно лежит в руке. Успокаивает.

Он и не думает составлять ограниченный (из имени-фамилии Брекенриджа состоящий) список тех, у кого осталось приглашение в его дом. Молча разворачивается и направляется прочь, чувствуя не просто злость — настоящую животную ярость, которая в равной степени обостряет восприятие и мутит мысли.

Войти внутрь мог кто угодно.
Остался ли кто-то, кто не смог выйти?