QASIM 'KAZ' DEANGELO TYRELL
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - ›

rakim mayers (a$ap rocky)

дата рождения: 21.05.1989, 30; профессия: автомеханик;

место рождения: окленд, калифорния; ориентация: гетеро;

‹ - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
what are we if not our life?

Звон бьющегося стекла заполняет комнату. Каз не может отвести взгляд от родителей, хотя Латифа и пытается утянуть его за собой в другую комнату. Хрустальная ваза превращается в крошево осколков. Три вялые розы падают к ногам матери, а следом выплескивается вода.

Дешевый бурбон, джин, изредка пиво — Тайрелл-старший может накидаться всем, что попадет в поле зрения. Каждый вечер одно и то же: отец, промотавший все деньги на алкоголь, злится на правительство, погоду и, разумеется, жену; мать, вынужденная выпрашивать у соседок пачку макарон, силится изобрести нехитрый ужин. Потом они долго и нудно ссорятся, обвиняя друг друга во всех смертных грехах — будто по отдельности у кого-то из них был шанс выбраться из Окленда.

Каз — белая ворона в любой компании (даром что черный), и с трудом находит себе место среди уличной шпаны. Ему не хочется ввязываться в драки за кусок побольше, а совесть жрет поедом даже за украденную в супермаркете  упаковку печенья, но выбирать не приходится: либо наступать себе на горло, либо голодными глазами пялиться на двери бургерной, зная, что дома не ждет ничего, кроме пустых полок барахлящего холодильника. Нищета не оставляет места для маневров. Каз чувствует себя выброшенным за борт, бесполезным и ненужным. Все они себя так чувствуют.

Он ставит себе цели: вырваться из замкнутого круга, не повторить судьбу родителей, пробиться наверх, прочь из Окленда. Приятели зубоскалят, Латифа закатывает глаза — Каз нервно пожимает плечами и перестает делиться планами, которые все равно пока не знает, как реализовать. На все праздники он загадывает одно и то же желание.

Люди, говорящие, что счастье заключается не в деньгах, вызывают у него жгучую неприязнь. Каз носит футболки, которые Латифа отбирает у своих бойфрендов; по дешевке продает вытащенную из чьей-то тачки магнитолу; крадет кошелек у идиота, заснувшего в автобусе. Откладывает каждую мелочь, которую удается сэкономить, и ревностно следит за тем, чтобы никто из домашних не узнал о его скромных сбережениях: нетрудно догадаться, что сделает отец, которому отчаянно не хватает на выпивку, если узнает, что у него есть хоть какие-то деньги. Когда сестра сквозь зубы цедит что-то отдаленно похожее на «чтоб ты сдох», Каз одергивает ее скорее машинально, неискренне. Без него им было бы намного легче, он осознает это уже в одиннадцать лет.

Долго ждать не приходится — Тайрелл-старший ловит пулю тем местом, которое предназначено для этого меньше всего, то есть черепом. Мать почти перестает выходить из дома, совершенно забывая про детей, отныне предоставленных самим себе. Каз находит первую легальную работу в двенадцать — оттирает витрины магазинов от краски, которой его же приятели через неделю заляпают все обратно, — и прогуливает школу, появляясь на уроках избирательно и не каждый день. Учителя закрывают глаза на его успеваемость: таких, как Каз, в каждой дюжине двенадцать, тратить на них нервы никто не собирается.

О том, откуда взялись деньги на переезд, он так и не рассказывает — за плечами кое-как полученная корочка о среднем образовании, шесть лет судорожных поисков способов заработать и бесконечные отказы; отчаяние упаковано в обертку из «мы перезвоним», «сейчас не требуются» и «приходите на следующей неделе». Каз ненавидит Окленд и ненавидит то, во что Окленд превращает его сестру: когда подворачивается возможность получить непыльные деньги, он долго колеблется, но соглашается. Думает, что вляпается один раз, вытащит Латифу, и уже тогда они заживут по-человечески. Ошибается.

Прокурор предлагает сделку: сдать подельников и шагать на все четыре стороны. Каз уверен, что остальные отделаются штрафами или условно-досрочным — ему неприятно чувствовать себя крысой, но и быть козлом отпущения не хочется тоже, — и с трудом сдерживает эмоции, когда узнает о том, чем кончился суд. Пять лет. Восемь. Двенадцать — одному из рецидивистов. Ночью кто-то поджигает их дом: Латифа, к счастью, ночует у очередного ухажера, Каз с трудом выбирается вместе с матерью и позже врет, что забыл снять с плиты чайник. Переезд в Фладельфию больше напоминает поспешное бегство, но сестра, окрыленная новыми перспективами, не сопоставляет детали между собой. Или делает вид.

На новом месте приходится тяжело, хоть он и находит работу, хватаясь за любую возможность: пару месяцев развозит пиццу, потом торчит вышибалой в каком-то задрипанном баре, потом кое-как пристраивается в автомастерскую. Латифа, в отличие от него, предпочитает идти иным путем и связывается черт знает с кем: раз, второй, третий. Это злит; Каз пытается сказать ей, что такой херней можно было страдать и в Окленде — тщетно. Сестра доступным языком объясняет, что не хочет повторять судьбу мигранток-нелегалок, у которых к тридцати годам кожа клочьями слезает с рук, а поясница не разгибается из-за тяжелой монотонной работы. Латифа, в отличие от них (и от него), предназначена для большего. Ему все время кажется, что она транслирует чьи-то чужие слова, но ничего поделать с этим Каз не может.

Джин смотрит на него так, словно в жизни не встречала парня лучше. Рядом с ней он не чувствует себя неудачником из гетто-города без толкового образования и перспектив: Джин верит в Каза абсолютно и слепо; это придает сил двигаться дальше, возвращает часть утраченных амбиций, вдохновляет на какой-то особый манер. Полгода он приходит в себя, свыкаясь, что она на самом деле теперь с ним, рядом; еще полгода откладывает деньги на скромную церемонию и совместный отпуск. Сразу после свадьбы они отправляются в роад-трип по двадцати трем штатам, и Джин выглядит самой счастливой женщиной на земле даже когда ест хлопья в дешевом мотеле где-то в самом заднице Арканзаса.

Словно во имя великого баланса и вселенской гармонии отношения с Латифой идут по пизде: он не может не замечать, что она окончательно свернула с правильного пути на сомнительную дорожку, по которой чаще всего отправляются в тюрьму или сразу на небеса. Увещевания, просьбы, разговоры по душам не действуют на нее от слова совсем — смысла в том, чтобы биться головой о стену, и то больше, чем в бесконечных ссорах. Когда рождается Лили, Каз просит сестру больше не появляться на пороге.

Ему приходится тяжело, но безоговорочная поддержка еще какое-то время помогает справляться с неприятностями на работе и дома. Они по очереди дежурят у постели Лили, стоит той тяжело заболеть; Каз берет дополнительные смены, чтобы оплачивать медицинские счета и бесконечные лекарства, а Джин находит мелкие подработки удаленно, ни разу не жалуясь на то, что не справляется. Денег все равно не хватает, долги растут, и, прежде чем ситуация успевает стать критической, он на свой страх и риск берется помочь приятелю с парой тачек.
Угнанных тачек, разумеется: Каз может сколько угодно твердить себе, что это опасно, нелегально и дальше по тексту, но здоровье дочери и жены волнует его больше.

Постепенно безумная кривая их будней выравнивается, крупные проблемы сменяются мелкими неприятностями, и ему начинает казаться, что дальше будет только лучше. В октябре две тысячи семнадцатого, когда Джин признается, что переспала с боссом ради крохотной прибавки, Каз понимает, что ему и впрямь показалось. В голове что-то щелкает и замыкает. Джин уходит в тот же день, низко опуская голову, чтобы соседи не приглядывались к синякам и кровоподтекам.

Злость уходит, раскаяние остается и мешает спокойно спать по ночам. Спустя полгода Каз напивается почти что до потери пульса и приходит просить прощения, но только пугает разбуженную дочь. Джин выталкивает его из квартиры, называя то чудовищем, то ничтожеством, то мудаком — и ни с одним из определений он не решается спорить, побитой собакой выпрашивая хотя бы один шанс все исправить. В конечном счете она оттаивает ровно настолько, чтобы позволить ему видеться с Лили — и не более. В еженедельных встречах остается неприятный налет неловкости пополам с горечью, от которой больше никак нельзя избавиться.

Он свыкается. Держит вежливую дистанцию с бывшей женой, каждую неделю забирает Лили на выходные, приезжает помочь по первому звонку и полностью выплачивает установленную судом сумму. Примирение с Латифой кажется неизбежным и необходимым, причем обоим. Засевшее глубоко внутри беспокойство, наконец, плавно рассеивается: он видит, что сестра жива, здорова и отлично себя чувствует, и решает попросту не интересоваться, каким образом она устроилась. Малодушно прикидывается, будто все в порядке.

И все это отходит на второй план, когда бывшие подельники, отмотавшие сроки от звонка до звонка, разыскивают его в Филадельфии. Отплевываясь кровью, Каз выслушивает длинный монолог о том, сколько задолжал им за все время тюремного заключения. Взятая с потолка сумма оказывается втрое больше той, на которую ему могли бы дать кредит, поэтому старые друзья милостиво соглашаются с тем, что он может отработать долг, выполняя разного рода поручения. Разумеется, не вмешивая в это полицию.
Твоя дочка — такое чудо. Будет обидно, если что-то пойдет не так.

связь со мной: ответ